Вот только, если б у Андреева получилось задуманное, Демин собирался спрятать концы в воду, чтоб никакая ниточка не могла привести к нему. Процесс по устранению мелких исполнителей уже давно был поставлен у полковника чуть ли не на конвейер, и за последние шестнадцать лет еще не давал ни единого сбоя. И до сегодняшнего дня он был убежден, что никогда не окажется на их месте, что он важный и полезный сотрудник во всех смыслах, но теперь почему-то эта уверенность пошла трещинами. В голову начали закрадываться опасные подозрения, что он такая же пешка в чьих-то руках, каковой является для него капитан Андреев и те, кто был до него. И от мыслей этих нестерпимо веяло могильной сыростью.
Глава 11
Импровизированная операция по моему спасению из лап гвардейцев прошла не то чтобы как по нотам, но вполне успешно. В минусе оказался разбитый в хлам автомобиль, который пришлось бросить на месте ДТП и двое пострадавших марионеток. Один сильно расквасил себе лицо и переломал рулем грудную клетку при столкновении, а второй мертвец рассек себе затылок, изображая жертву полицейского произвола.
Хм, похоже, где-то глубоко во мне пропадает драматург. Ведь можно же было все обставить не столь эмоционально, но нет, я решил разыграть целую сцену, достойную погорелого театра. С одной стороны, это было полезно для меня, как разминка способностей по управлению одновременно большой группой покойников, а с другой… ну, не знаю, вполне можно было обойтись и без этого. Ведь какой смысл в этой наигранной правдоподобности, если Сухов и так уже наверняка убежден, что у меня есть помощники? Сомневаюсь, что он забыл свою провалившуюся попытку повязать меня на вечеринке или поверил в то, что его ребят отделали пьяные прохожие. Так что в этот можно было просто и незамысловато взять штурмом патрульный УАЗ и вызволить меня. Пусть бы дальше ломали голову, кто же это такой отмороженный меня оберегает.
Но что было, то было. Лучшего я на тот момент не придумал, поэтому, буду просто радоваться, что все прошло вполне успешно.
Кстати, а ведь идея с ДТП достаточно перспективная в дальнейшем. Сколько в Москве разбивается автомобилей в сутки? Десятки? Сотни? Или больше? А в месяц? Даже не могу предположить. Так что если эту статистику пополнит какой-нибудь бедолага, влетевший в железобетонную стену, возможно даже прямо под камерами, и превратившийся в результате этого столкновения в фарш, разве станут искать виноватых в его гибели? В общем, это отличный метод по избавлению от тел, если на них, конечно, не будет других признаков насильственной смерти. Надо только будет позаботиться, чтобы меня с ними ничего особенного не связывало, а то у кого-нибудь могут возникнуть определенные подозрения.
За последние дни я настолько свыкся с мыслью, что я самый настоящий убийца, что у меня даже не вызывали никакого отторжения подобные мысли. Я рассуждал про себя об избавлении от трупов с такой же легкостью, с какой раньше размышлял о досуге на уикенд. Хотелось бы сказать, что меня такие метаморфозы моей личности жутко пугали, но это было бы самой настоящей ложью. Психика как-то незаметно для меня успела уже перестроиться, заставляя относиться к чужой смерти с хладнокровием рептилии. Еще пару дней назад меня по этому поводу терзали кошмары и грызла совесть, а сегодня я уже думаю об убийствах как о чем-то несущественном и заурядном. Хотя, возможно, человек обо всем так начинает думать, если этого становится слишком много в его жизни…
И раз уж речь зашла об убийствах, то нужно принять решение о том, что мне делать с этим поганым Сербом. Он мне уже попортил достаточно крови, подставил Алину, уж не знаю, кто и как ее сумел разыскать, и натравил Цыпина. Если оставить все как есть, то кто знает, каким будет его следующий шаг? Нет, определенно, такое неизвестное мне в уравнении нахрен не нужно. А значит, говоря математическим языком, придется его сократить. Причем, я не собираюсь давать ему время на подготовку очередной пакости и возьмусь за него прямо сейчас. Эта змея уже достаточно показала свою мстительность и неугомонность, теперь мой ход. Трижды… трижды он пытался поквитаться со мной, и теперь ему предстоит ответить за каждый раз.
Это дело я поручил недавно набранным марионеткам, которые продолжали свою обычную бандитскую жизнь и еще не успели себя ничем скомпрометировать. Они прямо сейчас заводили непринужденные беседы со своими подельниками, пытаясь вызнать, что-нибудь о Вуяновиче, и в каком именно районе города он работает.
Пока они вели свою шпионскую деятельность, я занялся пострадавшими в прошедшей спецоперации зомби. У того, кто влупился в патрульный УАЗ, как японский камикадзе, вид был весьма потрепанный. И даже когда мы с другими покойниками отмыли его от крови, то помогло это мало, потому что здоровенный кривой разрез на лбу никуда не делся, и он продолжал кровоточить.
Кстати, сохранность мертвецов под воздействием Силы было целым непаханым полем для исследований. Чем бы ни занимался покойник, хоть марафон заставь его бежать, он не нагреется ни на градус. Но в то же время я не замечал, чтобы они продолжали остывать.
В конце концов, чтобы удовлетворить свое любопытство и убедиться в верности построенной теории, я послал свободного покойника в аптеку за электронным градусником. Измерив по очереди температуру семерым бойцам, я обнаружил, что она у всех находится на отметке ровно в двадцать четыре градуса. Для эксперимента я даже выгонял некоторых зомби на улицу, чтобы проверить, охладятся ли они до температуры окружающей среды, но термометр упрямо показывал мне одни и те же цифры.
Получается, что после смерти в организмах поднятых марионеток термогенез заметно снижается, но не прекращается полностью, так? Значит, несмотря на смерть, метаболизм у них не останавливается окончательно? Логично? Вроде вполне. Открытие? Безусловно, причем, весьма интересное! Что мне делать с ним я пока не знал, но оно определенно переворачивало мой взгляд на сидящих подле меня покойников. Как оказалось, в какой-то степени, они все же являлись живыми, хоть у меня и не поворачивался язык так их даже называть. И уж тем более я не мог заставить свой мозг воспринимать их таковыми.
Следующим открытием, которое давно напрашивалось, но долго не обличалось в слова, было то, что Сила являлась чем-то вроде консерванта, способного намертво (не потерял я еще способности каламбурить!), зафиксировать то состояние, в котором тело было поднято. Все полученные после смерти раны не заживали, и даже кровотечение все никак не желало униматься.
А еще я выяснил, что у мертвецов переставала выделяться слюна. Узнал я об этом совершенно случайно, когда разглядывал зомби, который пустил себе пулю в рот на глазах перепуганного Арслана Сафарова. И тот же труп натолкнул меня еще на пару открытий. Первое это то, что глаза у марионеток высыхали уже через несколько дней, хотя рефлекс моргания по-прежнему сохранялся. Однако радужная оболочка все равно заметно меняла свой цвет на более темный. Со стороны это выглядело бы странным только для того, кто хорошо знал покойного при жизни, и мог заметить изменившийся цвет радужки. В остальном же — совершенно ничего примечательного.
Следующее заключалось в том, что трупы переставали потеть. По крайней мере, мне так и не удалось выжать из них ни капли жидкости. И в заключение мне удалось обнаружить, что у мертвецов, скорее всего, полностью останавливается кроветворение. Тогда, сразу после инсценировки самоубийства, мертвые товарищи стрелка оперативно залепили ему простреленную шею толстым тканевым пластырем, запихнув в рану кусок ваты из автомобильной аптечки, чтобы кровь не проступала слишком явно. С тех пор я забыл о подранке и не обращал на него никакого внимания до нынешнего срока.
Как оказалось, кровотечение у марионетки не останавливалось до тех пор, пока в организме было достаточно крови, чтобы гонять ее по венам и сосудам. И она еще долго стекала у него по стенке пищевода, пока хватало давления чтоб ее выталкивать из раны, и теперь плескалась где-то внутри его пищеварительной системы. А пустое сердце покойника все еще продолжало сокращаться, напитанное Силой, хотя в этом не было уже никакого смысла.